Уильям Джадж
Галерея живых портретов
Хотя галерея образов, о которой я пишу, уже давным-давно покинута, с тех пор как её хранители составили место, где она находилась, и никто больше не видел её, тем не менее подобные галереи можно найти в тех местах, куда нельзя попасть без провожатого. Теперь они скрыты в отдалённых и недоступных местах: в горах Гималаев и за ними, в Тибете, в индийских подземельях и прочих таинственных местах. Тайным братствам не требуются шпионские отчёты или исповеди грешников, у них есть свои непостижимые хроники всех поступков, мыслей и чувств тех, кто их интересует. В братствах римско-католической церкви или франкмасонства ни один проступок не разбирался до тех пор, пока кто-либо не доносил на виновного или он сам не исповедался. Каждый день один масон за другим нарушал и букву и дух даваемых им обетов, но, если никто не узнавал этого и не налагал наказания, то он по-прежнему сохранял свою добрую репутацию. Солдат в лагере или в поле преступает строжайшие требования дисциплины, однако, если он делает это незаметно для тех, кто мог бы разгласить это или наказать его, он ненаказуем. Также и члены различных религиозных организаций. В тайне от своих собратьев и глав церкви действием или мыслью они постоянно нарушают все заповеди, но тем не менее не теряют своего авторитета. Однако ни у великой римско-католической церкви, ни у франкмасонов, ни в какой-либо иной религиозной секте не найдётся такой галереи, о которой я сейчас попытаюсь вам поведать, галереи, где отражаются все даже самые незначительные мысли и поступки.
Я не имею в виду великий астральный свет, сохраняющий подлинные картины всего того, что мы делаем, будь мы теософы или зубоскалы, католики или франкмасоны, но настоящее собрание подобий, специально задуманных так, чтобы использовать одну из многочисленных функций астрального света.
Впервые я услышал об этой чудесной галерее во время разговора со стариком, преобразившимся в блуждающий глаз, а после его смерти мне показали и саму галерею. Она находилась на Священном Острове, где происходило множество загадочных и удивительных событий и было немало магических предметов. Вы можете спросить меня, почему это не наблюдается там сейчас, но с таким же успехом вы могли бы спросить меня о причинах гибели Атлантиды или об исчезновении великой Ассирийской Империи. Просто пришёл их срок, точно так же, как когда-нибудь придёт конец и нашей современной хвалёной цивилизации, и она погибнет. Закон циклов не может быть нарушен, и как верно то, что приливы на земле сменяются отливами, а кровь течёт по телу, так верно и то, что все великие дела приходят к своему завершению, а могучие народы исчезают с лица земли.
Это произошло за несколько месяцев до смерти старика, когда он, либо чувствуя приближение смерти, либо повинуясь неведомому указу свыше, открыл мне много тайн и намекнул на другие. Однажды, сожалея о своих многочисленных ошибках, он обратился ко мне, заметив:
— Случалось ли тебе когда-либо видеть галерею, где отражается любое изменение твоего настоящего духовного состояния?
Не понимая, что он имеет в виду, я ответил:
— Я не знал, что такая здесь имеется.
— О да, она находится в старом храме на вершине горы, и Алмаз там светит ярче, чем где-либо.
Боясь обнаружить моё глубокое невежество не только относительно того, о чём он говорил, но и относительно характера этой галереи, я продолжил беседу таким образом, дабы извлечь как можно больше информации, а он, полагая, что я уже знаком с такого рода галереями, начал описывать эту. Но, дойдя до самой важной части описания, он оборвал рассказ так же резко, как и начал его, так что моё любопытство осталось неудовлетворённым. ИГ до самого дня своей смерти он не касался больше этой темы. Но после его необычной кончины, за которой последовало явление загадочного блуждающего глаза, мысль об этих образах совершенно вылетела из моей головы.
Но казалось, что воздействие этого блуждающего одинокого разумного глаза на мою личность стало лишь тенью или предзнаменованием моего знакомства с галереей. Случайный вопрос в связи с его личными недостатками и запечатлевшийся в моём сознании урок от того, что вся его Природа сконцентрировалась, воплотившись лишь в его глазу, вечно блуждавшем по Острову, заставили меня обратить внимание на себя с тем, чтобы обнаружить и уничтожить ростки зла в самом себе. Между тем, все обязанности в храме, где я служил, усердно выполнялись мною. И вот однажды ночью, по достижении смирения духа, я заснул в белом лунном свете, падавшем на пол, и мне приснилось, будто я снова встретил живого старика и он спросил меня, видел ли я галерею образов. “Нет, — сказал я во сне, — я забыл о ней”, — и проснулся от звука собственного голоса. Взглянув вверх, в лучах лунного света я увидел фигуру человека, которого я никогда не встречал прежде ни в одном из храмов. Он смотрел на меня ясным, холодным взглядом, и откуда-то издалека донеслось то, что я принял за его голос:
— Следуй за мной.
Поднявшись с постели, я вышел в ночь вслед за сим немногословным проводником. Высоко в небе стояла полная луна, и всё вокруг было пронизано её сиянием. Вдалеке стены храма, ближайшего к Алмазной Горе, казалось, светились собственным светом. Туда-то и направлялся мой провожатый. И вот мы подошли к распахнутой двери. Стоило мне переступить порог, и я заметил, как одинокий серый блуждающий глаз моего старого друга и соученика появился за мной в воздухе, глядя прямо мне в душу, и я понял его выражение, как если бы он сказал мне:
— Галерея здесь.
Мы вошли, и хотя некоторые из жрецов находились на своих местах, никто из них, казалось, не заметил меня. Мы прошли через двор, пересекли залу, спустились вниз, проследовали длинным коридором, пока не попали в просторное помещение без крыши, куда вела только одна дверь. Лишь небесные звёзды украшали пространство над нами, а потоки света, затмевающего лунный, изливались окрест из Алмаза. Поэтому здесь не было теней и иной свет был не нужен. Когда бесшумная дверь мягко затворилась за нами, печальная мелодия наполнила всё вокруг. Но вот она оборвалась, и в тот же миг в одном месте показалась тень, которая тут же была поглощена светом.
— Смотри внимательно, но ничего не трогай и ничего не бойся, — сказал мне мой молчаливый проводник. С этими словами он повернулся и оставил меня одного.
Но разве мог я сказать, что остался один? Пространство наполнилось лицами. Они располагались рядами с верху до низу длинной залы: у пола, над ним, выше, вдоль стен, в самом воздухе — повсюду, за исключением одного ряда, но ни одно из них не двигалось с места, хотя все казались живыми. И время от времени некие странные бдящие создания из мира элементалов перемещались с места на место. Следили они за мной или за этими лицами? Сначала мне показалось, что они наблюдают за мной, ибо куда бы я ни перемещался, они искоса посматривали на меня; но через минуту случилось нечто уверившее меня в том, что они следили за лицами.
Я стоял, глядя в лицо одного моего старинного друга приблизительно моего возраста, которого направили в другую часть Острова, и это наполнило моё сердце безотчётной грустью. Одно из любопытных элементальных созданий беззвучно приблизилось к нему. В изумлении я даже напряг глаза, так как образ моего друга начал Явно меняться в цвете. Его выражение менялось с каждой секундой. Из белого оно стало серым и жёлтым, потом снова серым, а затем неожиданно оно всё почернело, словно быстро разлагалось. Затем вновь зазвучала та же печальная музыка, которую я уже слышал, входя в зал, а за темнённый лик, казалось, отбросил тень, но ненадолго. Элементал набросился на теперь уже безжизненный образ, растерзал на части и одному ему известным способом развеял атомы, восстановив яркость пространства. Но увы! Образ моего старого друга пропал, и я почувствовал тяжёлое, почти невыносимое, подобное отчаянию уныние.
Свыкнувшись со своим окружением, я стал время от времени слышать сладкую, но тихую музыку, которая, казалось, исходит от этих лиц. Поэтому; выбрав одно, я остановился перед ним и стал наблюдать. Оно было светлым и чистым. Его глаза смотрели на меня полусознательно, как бы во сне. Да, иногда образ становился чуть ярче, и в эти моменты я слышал приятную музыку. Это убедило меня в том, что изменения в выражении окружавших меня лиц связаны с музыкой.
Но опасаясь, что меня позовут назад, я принялся внимательно рассматривать коллекцию и обнаружил, что все мои соученики были представлены здесь, подобно сотням других, которых я никогда не видел. Здесь были и образы всех жрецов, которых я видел на Острове. Однако та же печальная музыка каждый раз напоминала мне о том, как почернел лик моего друга. Я знал, что это означает затемнение других образов, тут же уничтожаемых бдительными элементалами, которые, как я видел краем глаза, набрасывались на них всякий раз, как только звучала такая музыка. Она была подобна стенаниям ангелов, зрящих ещё одного смертного, идущего на моральное самоубийство.
Мгновение спустя мне явилось объяснение этой галереи. Здесь пребывали живые лики всех учеников или жрецов ордена, основанного Адептами Алмазной Горы. Эти одушевлённые образы были связаны незримыми нитями с душами тех, кого они представляли, и подобно телеграфному аппарату мгновенно воспроизводили подлинное состояние сознания испытуемого. Когда он терпел полную неудачу, они становились чёрными и уничтожались. Когда он преуспевал в духовной жизни, степень их яркости или красота показывали его точное состояние. Лишь только я пришёл к такому заключению, зал наполнили громкие и мощные звуки. Прямо передо мной было прекрасное спокойное лицо; его сияние затмевало окружающий свет, и я понял, что некий неведомый брат — близко ли, далеко ли — достиг определённой высоты продвижения, соответствующей таким тонам. Именно в этот момент вернулся мой проводник, и я обнаружил, что нахожусь рядом с дверью. Та была открыта, и мы вышли вместе, следуя тем же путём, которым пришли сюда. Снаружи по лунному положению я определил, сколько времени пробыл в галерее. Безмолвие моего проводника указывало и мне хранить молчание. Он вернулся со мной в ту комнату, из которой мы пришли. Там он остановился, взглянул на меня, и вновь я услышал его вопрошающий, будто издалека, голос, как если бы он сказал: “Итак?”
В моём сознании возник вопрос: “Как созданы эти образы?”
Ответ исходил словно из глубины всего его существа, а не срывался с губ: “Ты не поймёшь. Образы эти не сами личности, но, однако, они состоят из их сознания и тел”.
“Прав ли я был, думая, что они соединены с теми, кого изображают, невидимыми нитями, по которым передаётся состояние личности?”
“Да, совершенно прав. И они никогда не ошибаются. День ото дня образы изменяются в лучшую или худшую сторону. Стоит только ученику встать на Путь, как в зале появляется его лик; и нам не нужны ни шпионы, ни услужливые ученики-доносчики, ни отчёты, ни аппарат служащих. Всё записывается Само собой. Нам остаётся лишь наблюдать за образами, чтобы знать, движется ученик вперёд или вспять”.
“А эти любопытные элементалы, — подумал я, — наверное, питаются потемневшими образами”.
“Они убирают мусор. Они собирают и рассеивают разложившиеся и вредоносные атомы, которые составляли образ до его затемнения, — они уже не соответствуют своему достойному обществу”.
“А музыка исходит от образов?”
“О юноша, тебе ещё многое надо узнать. Она исходит от них, но принадлежит также всем другим душам. Это вибрация мыслей и духовной жизни ученика: это музыка его благих дел и братской любви”.
Затем мне пришла в голову дикая мысль: “Как может кто-либо, — если это вообще возможно, — восстановить свой образ в галерее, если он один раз уже потемнел?”
Но моего проводника уже не было рядом со мной. Я услышал лишь слабый шелестящий звук — и три далёкие глубокие ноты, как если бы позвонили в большой бронзовый колокол!