Уильям Джадж
Странная история
Несколько лет назад я спускался к озёрам Киллари, но не просто для того, чтобы увидеть их, как это сделал бы любой другой путешественник. В детстве меня всегда увлекала мысль попасть туда, и во сне я часто оказывался на водной глади озера или гулял вокруг него. После того как это произошло множество раз, я разыскал фотографии с видами тех мест и был чрезвычайно удивлён, обнаружив, что мои сны были столь точны, что казались воспоминаниями. Но превратности судьбы приводили меня в другие части света, и до самого совершеннолетия я так и не побывал в этом месте. Решение отправиться туда было принято, когда однажды, взглянув в витрину магазина в Дублине, я случайно обратил внимание на картину с пейзажем Киллари и тотчас же исполнился сильнейшим желанием увидеть озёра. Итак, я сел на первый же поезд и вскоре был уже там, сняв комнату вместе с одним стариком, к которому с самого начала проникся расположением словно к старому Другу.
Следующие день или два были посвящены бесцельным прогулкам по окрестностям, которые не принесли большого удовлетворения, видимо, потому, что после всех моих скитаний в самых разных краях само это место как таковое не интересовало меня. Но на третий день я ушёл в поле, раскинувшееся недалеко от глади одного из озёр, и присел возле старого колодца. День только начинался, и было необычайно хорошо. В голове у меня не было никакой определённой цели, и я заметил, что мне непривычно тяжело следить за чётким ходом своих мыслей. Итак, лишь только я сел, мной овладела сонливость, поле и колодец посерели, хотя и оставались по-прежнему видимыми, в то время как я, казалось, превращался в Другого человека. И через несколько минут я увидел туманную форму или изображение высокой круглой башни, возвышающейся футов на пятьдесят прямо за колодцем. Я встряхнул головой, и видение исчезло. Мне показалось, что я поборол дрёму, но лишь на мгновение. Видение повторилось с ещё большей силой.
Колодец исчез, на его месте возникло здание, а высокая башня сделалась прочной. Всё желание остаться самим собой исчезло. Я поднялся, чувствуя чисто механически, что мой долг так или иначе призывает меня в башню, и вступил в здание, через которое, как я знал. нужно было пройти, дабы попасть в неё. Когда я миновал стену, показался старый колодец, который я видел ранее, когда пришёл в поле, но это странное совпадение не вызвало у меня удивления, ибо я уже давно знал этот колодец как старый ориентир на местности. Я подошёл к башне и ступил на ступеньки винтовой лестницы, ведущей наверх, и пока я поднимался, знакомый голос назвал меня по имени, но не по тому привычному имени, которое я носил, когда присел у колодца. И это вновь вызвало у меня не большее удивление, чем старый колодец за стеной. Наконец, я поднялся на самый верх башни, где пылал огонь, поддерживаемый неким старцем. Это было вечное, никогда не угасавшее пламя, и из всех других молодых учеников лишь мне одному дозволено было помогать старцу.
Как только моя голова поднялась над краем башни, я увидел величественную прекрасную гору невдалеке, а также другие башни, что были ближе к ней, чем моя.
— Ты опоздал, — произнёс старец. Я не ответил, ибо возразить было нечем. Но я приблизился, всем своим видом показывая, что готов продолжать наблюдать за огнём вместо него. Как только я сделал это, меня осенило, что солнце приближалось к зениту, и на какое-то мгновение у меня возникло воспоминание о старике, с которым я вместе снимал комнату, а также о поезде-экспрессе, до которого надо добираться на повозке, но оно тут же стёрлось, ибо проницательные глаза старого хранителя смотрели мне прямо в душу.
— Я боюсь оставлять тебя за старшего, —были его первые слова. — Возле тебя тень, мрачная и безмолвная.
— Не бойся, отец, — ответил я, —я не оставлю огонь и не дам ему погаснуть.
— Если это случится, гибель наша будет предопределена, а решение судьбы Иннисфалена отложится.
С этими словами он повернулся и оставил меня, и шаги его вскоре стихли на ведущей вниз винтовой лестнице.
Огонь, казалось, был заколдован. Он едва горел, и один или два раза я чуть не умер от страха, когда он готов был угаснуть. А ведь когда старец покидал меня, огонь горел ярко. В конце концов мои усилия и молитвы оказались услышанными: появилось пламя, и всё пошло на лад. Но именно в этот момент шум на лестнице заставил меня обернуться, и, к великому удивлению, я увидел совершенно незнакомого мне человека, появившегося на площадке, куда никто, кроме охранников, не допускался.
— Смотри, — сказал он, — вон там огни угасают.
Я посмотрел и ужаснулся, увидев, что над башнями, стоящими возле горы, больше нет дымов. В изумлении я бросился к парапету, чтобы вглядеться получше. Убедившись в правдивости слов незнакомца, я вернулся, чтобы продолжать следить за огнём и ... О ужас! Моё пламя едва теплилось. Пользоваться каким-либо другим огнём или трутом было нельзя; смотритель должен был возжигать новое пламя лишь тем же огнём. В безумном страхе я схватил новое топливо, бросил его в костёр, размахивая над ним, наклонился и бешено дул на гаснущее пламя, пытаясь раздуть его, но все мои усилия были напрасны — огонь угас.
Меня обуял сводящий с ума страх, за которым последовал паралич всей нервной системы, за исключением той её части, что обеспечивает слух. Я слышал, как незнакомец приближается ко мне, и, как только он заговорил, я сразу узнал его голос. Больше не было ни звука. Всё было мертво и холодно, я, казалось, знал уже, что прежний страж огня никогда больше не возвратится, никто больше не вернётся, ибо стряслось великое несчастье.
— Это твоё прошлое, — сказал незнакомец. — Ты подошёл к сему моменту много веков назад, когда не смог сохранить этот огонь. Дело сделано. Хочешь ли ты узнать об этом дальше? Старик давно скончался и больше уже не причинит тебе беспокойства. Очень скоро ты вновь окажешься в суматохе девятнадцатого века.
Тут дар речи вернулся ко мне, и я проговорил:
- Скажи мне, что это такое или, вернее, чем это было?
— Это древняя башня, используемая прямыми потомками Белых Магов, поселившихся в Ирландии, когда остров Англия ещё не встал из моря. А когда Великим Учителям пришлось уйти, был оставлен строгий указ, чтобы ни один огонь на башнях не угас, а также было дано предупреждение, что если жизненными принципами начнут пренебрегать, если милосердие, долг и добродетель будут забыты, то сила, питающая огонь жизнью, постепенно иссякнет: “Упадок добродетелей взаимозависим с угасанием этих огней, а эта последняя башня, охраняемая стариком и юношей, должна будет угаснуть последней. Но даже она одна может спасти других, если хранители её огня будут верны”.
Прошли долгие годы. А яркий драгоценный камень на горе Иннисфалена сиял днём и ночью, но с некоторых пор свет его несколько померк. Загадочные поющие камни, которые находят сегодня в Ирландии, не были просто выдуты ветром. Лишь только когда чистый и верный служитель спускался вниз с Белой Башни, от камня, установленного возле холма, где сиял Алмаз, над горами и над долиной плыли протяжные странные и волнующие звуки. Эти камни использовались Великими Магами, и когда звучал самый большой из них, лежащий у Белой Башни, появлялись феи озёр, а если вместе с ним призывно звучал камень горы, тотчас послушно собирались духи воздуха и воды.
Но всё изменилось, и хотя огонь на башнях формально ещё поддерживался, но уже вкралось неверие.
На вас со стариком очень надеялись. Но пустые мечтания задержали тебя на час позже назначенного времени в тот роковой день, ушедший в прошлое, показанное тебе мною лишь из расположения к тебе. Ты пришёл, но слишком поздно. Старик был вынужден ждать. Но и после твоего прихода он всё ещё страшился оставить тебя, ибо уже видел прозорливым оком чёрный перст рока. Он спустился по лестнице и замертво упал у её основания. Именно в тот роковой миг ты из любопытства бросился посмотреть на соседнюю башню, хотя прекрасно знал пророчество и верил ему. Именно тот момент и решил всё — и, бедный мальчик, ты не смог удержать железную длань судьбы.
Огонь угас. Ты спустился с башни, внизу увидел, как уносят старика, и ...
В этот момент я увидел, что колышущийся туманный силуэт башни исчез, колодец снова оказался рядом со мной, и я опять оказался в поле. Увы!